Дело было в додзё недалеко от станции метро Gleisdreieck.
Вообще в последний раз я была в подобном помещении в Москве, лет шесть назад. Мне кажется, это отдельный вкус и запах. Додзё в Японии, Корее, Китае (кстати, какого чёрта я до сих пор не в курсе, как в Китае и Корее называется то, что в Японии "додзё"?) и атмосфера той [школы], что расположена не у себя на родине, а именно за её пределами. Островок среды в среде. Это всегда становится чем-то немного другим, особенным.
По-моему, одно дело - прийти в додзё в Токио или Сеуле: ничего из мироощущения не поменяется между "внутри" и "снаружи". И другое - когда посреди Москвы или вот Берлина - ты оказываешься на этих плоских матах. И должен разуться прямо на входе, и офигеть от того, какими разными могут быть горизонтальные линии. Всё в горизонтальной плоскости: пространство слоями, босые люди преимущественно на коленях на мягком полу. Горизонтальная скромная мебель, даже движения и наклоны - горизонтальны. И много-много светлого либо стремящегося к прозрачности. Дерево, побелка, широкие окна прямо внутри помещения.
Это очень нейтрально воспринялось бы с непривычки. И очень сильно отозвалось, срезонировало с воспоминаниями о московской Вон-Гван, о таких же точно досочках, деревянной лестнице, мягких матах, светлых стенах и о пропитавшей пространство горизонтальности. Где мягким ненавязчивым контрастом - только тёмные вертикали оконных рам.
И Танахаши среди всего этого. Такой сухой, сморщенный-сморщенный дядька с седой бородой и усами. В простом тёмно-сером кэйкоги. Вообще без каких-либо знаков или наворотов. Я немного опоздала, потому что натупила с расписанием электричек, и к моему приходу он на очень простом английском рассказывал рассевшейся публике свою краткую биографию. Голос очень старческий, слабый, но видно, что его это никак не ограничивает. Слабый голос? Ок, подключим микрофон. Тот неловкий момент, когда человеку похрен на свою физическую изношенность, потому что ему есть что рассказать, и это - действительно актуально, и он может и хочет этим поделиться.
И он рассказывал. О своих детских послевоенных впечатлениях, о первых занятиях каллиграфией и айкидо, о своих учителях. О первом и последующих визитах в США. Он женат на американке, и давно и прочно живёт, как я поняла, в Канаде, куда эмигрировал с нею вместе. Такой вот японский дзен-каллиграф, прочно вписавшийся в европейский и американский творческий мир.
И это уж точно для него хорошо. Ему не приходится продираться сквозь язык и сквозь прочную завесу "экзотизма". Он проповедует дзен-буддизм на гораздо более широкую аудиторию, чем если бы остался работать исключительно в пределах своей страны. Он популяризатор. Может быть, сто пятьдесят других японских каллиграфов бережнее хранят свою традицию, но он — тот, кого будут знать именно вне Японии. Эдакая визитная карточка каллиграфии и дзена для мирового сообщества.
К слову о хранении традиции. Увидеть-послушать было круто, но лично для меня круче всего было увидеть, что Танахаши использует пару приёмов, которые всё время хотелось использовать мне, но я сомневалась в их... легальности, что ли. Можно ли писать иероглифы цветной акриловой краской, и можно ли предварительно создать набрызгом красочную "дорожку", чтобы высыхающая кисть не превращала запись в нагромождение бледных полосок.
Мне всегда было не у кого спросить. Единственный каллиграф, которого я знала до этого — Борис Мамонов из ИСАА. Но мне было лет 20, и я ппц как стремалась задавать ему те вопросы. Уверена, он бы ответил, да что там - он бы того же Танахаши, про которого я тогда знать не знала, привёл бы в пример.
Но мне было не то что страшно облажаться - мне было ОЧЕНЬ страшно облажаться. Сейчас-то я задала бы их без тени сомнения, но не тогда. Я была слишком другой. Был дико тяжёлый период, я сильно боялась спрашивать и "общать" людей в принципе, делиться соображениями. Всё прокручивалось только в своей голове, но почти не выходило наружу. На любую тему. И эта цветная краска вместо традиционной чёрной туши казалась мне невозможной: я испорчу традицию, я, вероятно, ничего не добьюсь такими приёмчиками в каллиграфии, это для тупых гайдзинов. Итд.
И вот я вижу, как Танахаши на глазах у всего честного народа пишет цветные иероглифы, делает себе те самые "черновики" и нимало не парится. Боже ж ты мой. Чего я так долго ждала?
Окей, даже если списывать это на его проживание в Канаде, "отрыв от корней" и излишнюю медийность самой персоны. Но. На это пошёл коренной японец. Коренной японец, выехавший и поселившийся за пределами своей родины. Значит, я - человек из прямо противоположной культурной среды - тем более имею право на любые дикие эксперименты. Если уж даже этнический носитель традиции стал так вольно относиться к делу - то почему я должна накладывать какие-то добровольные рамки на себя саму?
Ну и сами иероглифы. Глубоко-чёрные и яркие красочные мазки. Огромные, размером со швабру, кисти из показанного нам документального фильма. Забитая холстами и кистями мастерская. А за стенами мастерской - канадские клёны, типовые домики, американский быт. Идеальная вписанность элемента в чужеродную среду, несмотря на всю разницу. И наработанный авторитет, и несомненная практическая хватка, и умение договориться и создать себе оптимальный имидж. Этот дедушка - блестящий тактик. Всё правильно сделал.
Вообще в последний раз я была в подобном помещении в Москве, лет шесть назад. Мне кажется, это отдельный вкус и запах. Додзё в Японии, Корее, Китае (кстати, какого чёрта я до сих пор не в курсе, как в Китае и Корее называется то, что в Японии "додзё"?) и атмосфера той [школы], что расположена не у себя на родине, а именно за её пределами. Островок среды в среде. Это всегда становится чем-то немного другим, особенным.
По-моему, одно дело - прийти в додзё в Токио или Сеуле: ничего из мироощущения не поменяется между "внутри" и "снаружи". И другое - когда посреди Москвы или вот Берлина - ты оказываешься на этих плоских матах. И должен разуться прямо на входе, и офигеть от того, какими разными могут быть горизонтальные линии. Всё в горизонтальной плоскости: пространство слоями, босые люди преимущественно на коленях на мягком полу. Горизонтальная скромная мебель, даже движения и наклоны - горизонтальны. И много-много светлого либо стремящегося к прозрачности. Дерево, побелка, широкие окна прямо внутри помещения.
Это очень нейтрально воспринялось бы с непривычки. И очень сильно отозвалось, срезонировало с воспоминаниями о московской Вон-Гван, о таких же точно досочках, деревянной лестнице, мягких матах, светлых стенах и о пропитавшей пространство горизонтальности. Где мягким ненавязчивым контрастом - только тёмные вертикали оконных рам.
И Танахаши среди всего этого. Такой сухой, сморщенный-сморщенный дядька с седой бородой и усами. В простом тёмно-сером кэйкоги. Вообще без каких-либо знаков или наворотов. Я немного опоздала, потому что натупила с расписанием электричек, и к моему приходу он на очень простом английском рассказывал рассевшейся публике свою краткую биографию. Голос очень старческий, слабый, но видно, что его это никак не ограничивает. Слабый голос? Ок, подключим микрофон. Тот неловкий момент, когда человеку похрен на свою физическую изношенность, потому что ему есть что рассказать, и это - действительно актуально, и он может и хочет этим поделиться.
И он рассказывал. О своих детских послевоенных впечатлениях, о первых занятиях каллиграфией и айкидо, о своих учителях. О первом и последующих визитах в США. Он женат на американке, и давно и прочно живёт, как я поняла, в Канаде, куда эмигрировал с нею вместе. Такой вот японский дзен-каллиграф, прочно вписавшийся в европейский и американский творческий мир.
И это уж точно для него хорошо. Ему не приходится продираться сквозь язык и сквозь прочную завесу "экзотизма". Он проповедует дзен-буддизм на гораздо более широкую аудиторию, чем если бы остался работать исключительно в пределах своей страны. Он популяризатор. Может быть, сто пятьдесят других японских каллиграфов бережнее хранят свою традицию, но он — тот, кого будут знать именно вне Японии. Эдакая визитная карточка каллиграфии и дзена для мирового сообщества.
К слову о хранении традиции. Увидеть-послушать было круто, но лично для меня круче всего было увидеть, что Танахаши использует пару приёмов, которые всё время хотелось использовать мне, но я сомневалась в их... легальности, что ли. Можно ли писать иероглифы цветной акриловой краской, и можно ли предварительно создать набрызгом красочную "дорожку", чтобы высыхающая кисть не превращала запись в нагромождение бледных полосок.
Мне всегда было не у кого спросить. Единственный каллиграф, которого я знала до этого — Борис Мамонов из ИСАА. Но мне было лет 20, и я ппц как стремалась задавать ему те вопросы. Уверена, он бы ответил, да что там - он бы того же Танахаши, про которого я тогда знать не знала, привёл бы в пример.
Но мне было не то что страшно облажаться - мне было ОЧЕНЬ страшно облажаться. Сейчас-то я задала бы их без тени сомнения, но не тогда. Я была слишком другой. Был дико тяжёлый период, я сильно боялась спрашивать и "общать" людей в принципе, делиться соображениями. Всё прокручивалось только в своей голове, но почти не выходило наружу. На любую тему. И эта цветная краска вместо традиционной чёрной туши казалась мне невозможной: я испорчу традицию, я, вероятно, ничего не добьюсь такими приёмчиками в каллиграфии, это для тупых гайдзинов. Итд.
И вот я вижу, как Танахаши на глазах у всего честного народа пишет цветные иероглифы, делает себе те самые "черновики" и нимало не парится. Боже ж ты мой. Чего я так долго ждала?
Окей, даже если списывать это на его проживание в Канаде, "отрыв от корней" и излишнюю медийность самой персоны. Но. На это пошёл коренной японец. Коренной японец, выехавший и поселившийся за пределами своей родины. Значит, я - человек из прямо противоположной культурной среды - тем более имею право на любые дикие эксперименты. Если уж даже этнический носитель традиции стал так вольно относиться к делу - то почему я должна накладывать какие-то добровольные рамки на себя саму?
Ну и сами иероглифы. Глубоко-чёрные и яркие красочные мазки. Огромные, размером со швабру, кисти из показанного нам документального фильма. Забитая холстами и кистями мастерская. А за стенами мастерской - канадские клёны, типовые домики, американский быт. Идеальная вписанность элемента в чужеродную среду, несмотря на всю разницу. И наработанный авторитет, и несомненная практическая хватка, и умение договориться и создать себе оптимальный имидж. Этот дедушка - блестящий тактик. Всё правильно сделал.
