Этим утром проснулась и первая отчётливая мысль была: уже пять лет я не дома.
Я так немного и осталась где-то на вечерней платформе — у поезда на Белорусской, где я сажусь в свой плацкарт до Вильнюса, а мама машет мне рукой в окно. Пять лет назад.
М. не то что обижают, но, по крайней мере, немного напрягают такие вещи: он каждый раз спрашивает: «по твоему, здесь, со мной и котиками, ты не дома?». Или «Мне кажется, тебе уже пора настроиться, что наш дом — здесь».
И я знаю, с одной стороны, что он и по-человечески, и технически прав: в Москве я по-настоящему сейчас не нужна буду ни на одной работе, ни даже в среде потенциальных коллег, а сохранившиеся друзья... ну не дружу же я с ними настолько в дёсны. Дома — там — я нужна только родителям. Всегда. Но даже с ними я буду жить на их территории, потому что достаточного капитала на своё жильё у меня нет.
И всё-таки не отпускает. Берлин нарядный, эстетичный, но просто Берлин.
Вильнюс? Таллинн? Тоже нет. С их помощью я закрыла колоссальные гештальты, долепила себя сама, но в итоге получила то спокойное состояние, которого просто не хватало для бытия в Москве. залатала дыры, мучившие в другом месте. А теперь и этого места нет.
Сегодня приедет Ира — это с ней мы встречались в Милане. И тогда уже договорились, что в августе она пробудет день у меня. Встречаю я её в веселеньком состоянии — с огромными щеками и дырками в зубах. Да, мне в понедельник провели-таки ту операцию.
Причём утром меня так болтало от страха, что я не своим голосом спросила М.: «Ты поедешь со мной?»
В ответ на что он удивлённо на меня покосился и спросил: «Зачем?».
Мне показалось, что я его ненавижу. Это равнодушие, полный похуизм, недоумение. Хотя на его месте нормальный человек первым спросил бы «С тобой поехать?». Вне себя я процедила, что мне вообще-то впервые будут ставить наркоз. А в голове мысленно роилось с бешеной скоростью, что у меня никогда не было операций, я понятия не имею, как перенесу анестезию, и что на обратном пути запросто могу наебнуться в обморок, как после той инъекции в сентябре. Но перечислять всё это уже не хотелось. Было отчётливое ощущение, что я выторговываю себе помощь единственного близкого человека. Да ну нахер, ей-богу.
М. всё же собрался и оделся к нужному времени, продолжая несколько недоумевать. Глядя на это, я уже была готова выскочить на улицу и попрощаться. Пожелать удачной игры в Масс Эффект, или во что он там резался на текущий момент... Но он выключил комп и собрался. Вышли вместе.
В метро я стояла как-то поодаль, в итоге он сам меня притянул к себе и обнял покрепче. В дороге до клиники пытался меня разговорить.
...То, как проходило само удаление, вспоминать немного дико. В общем, мои страхи не оправдались. Я не слетела в обморок, не словила паническую атаку, анестезия не закончилась резко прямо во время операции. И даже вот уже второй день я спокойно обхожусь без обезболивающих. Щеки, конечно, болят, но не критично. Но КАК Я БОЯЛАСЬ. Я дико тряслась всю операцию, впивалась себе в живот пальцами от стука металла по челюстям и ждала, что в любой момент какая-нибудь эта дрель сорвётся и протаранит мне язык. Или лицо. Или что действие анестезирующей инъекции прервётся прямо в момент, когда у меня вращающийся штырь в челюсти.
Хотя анестезия продержалась потом часов шесть или семь, ха.
Наутро, пока я пыталась втолкать в неподвижный рот хотя бы маленький комочек еды, М. сказал:
— Почему ты не сказала вчера, что тебе страшно, что тебе нужна поддержка? и поэтому хочешь, чтобы я поехал с тобой.
Я поперхнулась.
— ЕСТЕСТВЕННО МНЕ БЫЛО СТРАШНО, БЛЖАД! Я же говорила тебе, что это первая операция в моей жизни. Что вообще могло вызывать такие вопросы?
— Но ты просто попросила об этом с таким покерфейсом. Как будто просто «тебе по дороге? ну тогда заедь со мной тоже». Я вообще не понял, что тебе это было нужно. Как будто просто так, предложение съездить от нефиг делать.
Пздц.
Вот от этого диалога я точно, стопроцентно сейчас в большем осадке, чем от раздутых дёсен после операции.
я догадывалась, что я не мастер показывать реальные эмоции. Но чтобы настолько.