«Не мыть голову» можно чисто символически: на самом деле мыть, но это какие-то сладкие кремы, ужасные малиновые и клубничные гели, вот просто ванна с ароматом конца девяностых, так что в дверях душевой начинает маячить Пергидрольный Дух Узких Бровей. То бишь — бабство.
И читaaaать. Причем Толстоевский и иже с ним очевидности как-то сразу пошли у меня в задницу, потому что не могу я в Свидригайловых и Сонечек Мармеладовых, не заходит школьная мораль. Что-то менее очевидное. Панаев, Салтыков-Щедрин, Белинский — оч хорошо, Помяловский, Лемке, Скабичевский — еще лучше. С прошлой осени я попала во фрактал к русским историкам богословия — и вот там просто ебаное раздолье, потому что любая фамилия оттуда — белоснежное пятно для меня. А это был целый свой параллельный гаррипоттер. Реально, они как платформа 9 3\4 — для читателя невидимы и неслышимы совершенно, а видно их только после произнесения заклинания «сим-салабим-хочу читать, но только школьная литература нахуй иди». И, главное, растянутые треники никто не отменял. Я прямо чувствую, что в дни такого угара в доме прибавляется кошек, на пачках чая — изображений слонов, занавески покрываются цветочками, а двери и полы становятся деревяннее и скрипучее. Не хватает только газовой плиты и павловского платка. Непередаваемые состояния, вплоть до следующего выныривания к людям в лофты и в посиделки на креслах-мешках. Туда, где тоже читают, но уже про хюгге, полиаморию и личную эффективность.