Днём ходила на Каштановую аллею — ещё разок посмотреть «самый старый сохранившийся дом в Пренцлауэр», посидеть у Ционкирхе, дочитать вторую главу «Винцас Стонис» со словарём.
Литовская литература где-то в подсознании гудит глубоким медным гонгом. Я с удивлением лишний раз вспоминаю, как учила-учила языки Литвы, Чехии, Нидерландов. Всё это немного крутилось или около немецкого языка, или около немецкой политики, но я всё учила их, осторожно кружа около Германии, по краешку, никак не вступая в эту «лужу» (с).
А теперь я сижу на лавочке в центре Берлина. Здесь так зелено, и паxнет отцветшими липовыми ветками — еле заметно, как напоминание о так недавно прошедшем... мае. Держу свой распечатанный файлик «Винцаса Стониса» в руках, поднимаю взгляд и вижу здешнюю абсолютно немецкую евангелическую церковь. Ирония.
Литовская литература где-то в подсознании гудит глубоким медным гонгом. Я с удивлением лишний раз вспоминаю, как учила-учила языки Литвы, Чехии, Нидерландов. Всё это немного крутилось или около немецкого языка, или около немецкой политики, но я всё учила их, осторожно кружа около Германии, по краешку, никак не вступая в эту «лужу» (с).
А теперь я сижу на лавочке в центре Берлина. Здесь так зелено, и паxнет отцветшими липовыми ветками — еле заметно, как напоминание о так недавно прошедшем... мае. Держу свой распечатанный файлик «Винцаса Стониса» в руках, поднимаю взгляд и вижу здешнюю абсолютно немецкую евангелическую церковь. Ирония.