он показывал мне, «как танцуют free black people». Он действительно очень круто владел своим телом, я по сравнению с ним деревяшка, потом он под видом обучения такой же раскрепощенности прижал меня к себе и РАЗУМЕЕТСЯ перетрогал мне сиськи, жопу и бока. Я сказала себе мысленно "похуй, пляшем; всегда говори да" и не стала ничего менять. Просто чтобы наконец, через колено, но что-то почувствовать: может, я излишне закрываюсь? может, меня хотя бы выбьет что-то в хорошем смысле из колеи?
Не, нихуя. Мне было абсолютно до лампочки это правильное и спортивное туловище. Странна вот такая полуторачасовая облипка пах-в-пах с чужим во всех смыслах человеком, но между нами же все равно одежда, поэтому можно врубить стороннего наблюдателя. Льстил факт его желания завести меня и трахнуть, но льстил холодно. А на фоне этого совсем другим цветом горела дикая симпатия к другому - тому, некиношному, кто будет сидеть с тобой на кухне в Жулебино, показывать мемасы, угорать про ленина в разливе, про люфтвафельки и "шляхта не працюе" и понимать тебя, потому что вам обоим понятно. Возможно, в первом случае был бы самый киношный секс. Но с чуваком, который сидел бы с тобой на кухне, нравился тебе просто голосом и улыбкой, а потом неожиданно поцеловал - секс был бы тупо круче.
И это ему не объяснить, даже если он захочет понять. Строго говоря, этот Нико никогда не был талым постсовком. Он не переживал какие-то вот эти влюбленности на фоне засранных переулков у памятника Крупской, он видел только такие переулки и такой свой ЛосАнхелес или что там еще, что ему было дано. Где люди раскрепощены и танцуют знойными ночами в облипку не в виде сезонного исключения, а мирового и годичного порядка для. Он берет спортивностью и киношной подчеркнутой раскованностью, а брать можно только тем, что мысленно не отторгает сам реципиент.
Не, нихуя. Мне было абсолютно до лампочки это правильное и спортивное туловище. Странна вот такая полуторачасовая облипка пах-в-пах с чужим во всех смыслах человеком, но между нами же все равно одежда, поэтому можно врубить стороннего наблюдателя. Льстил факт его желания завести меня и трахнуть, но льстил холодно. А на фоне этого совсем другим цветом горела дикая симпатия к другому - тому, некиношному, кто будет сидеть с тобой на кухне в Жулебино, показывать мемасы, угорать про ленина в разливе, про люфтвафельки и "шляхта не працюе" и понимать тебя, потому что вам обоим понятно. Возможно, в первом случае был бы самый киношный секс. Но с чуваком, который сидел бы с тобой на кухне, нравился тебе просто голосом и улыбкой, а потом неожиданно поцеловал - секс был бы тупо круче.
И это ему не объяснить, даже если он захочет понять. Строго говоря, этот Нико никогда не был талым постсовком. Он не переживал какие-то вот эти влюбленности на фоне засранных переулков у памятника Крупской, он видел только такие переулки и такой свой ЛосАнхелес или что там еще, что ему было дано. Где люди раскрепощены и танцуют знойными ночами в облипку не в виде сезонного исключения, а мирового и годичного порядка для. Он берет спортивностью и киношной подчеркнутой раскованностью, а брать можно только тем, что мысленно не отторгает сам реципиент.